Неакадемические заметки

В конце сентября в Омске прошел Второй Международный театральный фестиваль «Академия». Спектакли, привезенные на фестиваль, потребовали от зрителей не только интереса к театру, но, прежде всего, готовности к смене привычной системы сценических координат. Особый сюжет этой «Академии» рождался не на подмостках, а в пространстве между залом и сценой. Театры и коллективы с мировыми именами привезли с риском для себя премьерные, неизвестные постановки, требующие огромной внутренней работы публики.

20 сентября

«Загнанных лошадей пристреливаются, не правда ли?»

Хорватский национальный театр, Загреб

В этом броском, подчеркнуто эстрадном спектакле, режиссеру Ивице Бобан важна надломленность в судьбе каждого из почти восьми десятков персонажей. Ей интересны актеры особого толка - со скрытым, не сразу угадываемым артистизмом. Задача оказалась сложной вдвойне, так как актеры в спектакле играют людей, которые хотят быть артистами - участниками танцевального марафона. Но, к сожалению, столько необходимый контрапункт драматического напряжения и легкости музыкальных дивертисментов исчез в мюзикхольной зажигательности спектакля.

23 сентября

Польский день

Этот день начался с читок. Омская лаборатория современной драматургии и режиссуры представила две польские пьесы. Читка «Тирамису» Иоанны Овсянко в постановке Руслана Шапорина оказалась готовым спектаклем, лаконичными средствами вскрывшим жгучую исповедальность европейской новой драмы. Спектакль «Тирамису» получился о едком воздухе офисного мира (место действия пьесы - крупное PR-агенство, состоящее из 8 представительниц прекрасного пола), об отсутствии настоящей жизни, о глубине одиночества человека в эпоху всевозможных коммуникаторов. О вывихнутых ценностях, о выхолощенности делового этикета.

Пространство спектакля - фойе камерной сцены Омского драматического театра, благородная кирпичная кладка стен. Строгие офисные костюмы, в руках героинь - стопки бумаг, они же - текст пьесы (это ведь все-таки читка). Всю жизнь можно расписать условными значками на планшете для презентаций. Дом - ребенок - муж - карьера. Жизнь удалась. Только вот «секс сошел на нет. Если бы не банкеты, я бы не знала, что и делать». Это мир отшлифованных эмоций, дресс-код распространяется и на поведение. Диапазон эмоций очерчен предельно четко. Каждое утро - перекличка-соревнование по количеству оргазмов. Сколько было у каждой за последнюю ночь? Увлечения - тренды: йога, пророщенные ростки, йогурты. «Носишь мини, танцуешь диско».

Эзопов язык современного маркетинга - здесь уже не жаргон профессионалов, а высушенный, выжатый до одних исковерканных англицизмов набор реплик. Эффективность коммуникации сведена до односложных фраз, а дефицит подлинного общения прорывается у каждой героини в откровенный отчаянный монолог. Но главное в этом жизни - атрофия способности чувствовать по-настоящему. Hi life не приносит удовлетворения...

Выставка польского театрального плаката

Побывала в нескольких российских городах, в том числе и в Москве, была специально привезена на «Академию». Выставка представляет два последних десятилетия бытования театрального плаката, получившего в Польше ярчайшее развитие в 20 веке. Очевидно, что сегодня, в эпоху билбордов и жидкокристаллических экранов у театрального плаката непростые задачи - как художественными средствами привлечь внимание к спектаклю? В каждом польском постере - драматизм и мощный метафоризм, ирония и провокационность. Рассказ об этой выставке и истории польского театрального плаката читайте в следующем номере «ЭС».

24 сентября

«Вертер»

«Старый театр», Краков, Польша

На сцене - помост с искусственной травой, горчичными цвета креслами, роялем и белым экраном, отгораживающим всю глубину сцены. Во второй половине спектакля экран исчезнет, и на сцену опустится огромное белоснежное облако, завораживающее своей красотой и гармонизирующее пустое, гулкое пространство «Вертера».

«Вертер» в постановке молодого польского режиссера Михала Борчуха - это театр медленной мысли и при этом театр с высочайшим градусом эмоциональности. Вертер - Кшиштоф Зажецкий­ одинок непреодолимо. Причина его страдания не отсутствие взаимной любви, - Лоты в спектакле меняются дважды. Мечта этого Вертера - желание отыскать хоть какого-нибудь себя. Театр отказывает зрителю в интриге действия. Спектакль, обладающий сложным, синкопным ритмом, состоит, по сути, из разговоров о жизни. Но в этих беседах - лишь пустота, долгие паузы. Об усталости от жизни, об осознании ее бессмысленности говорить мучительно, не говорить - невыносимо.

25 сентября

«Гретхенский Фауст»

Берлинер Ансамбль, Германия

Был сыгран в огромном зале музея имени Врубеля, зале цвета нежной зелени. Для режиссера Мартина Вуттке, по его собственным словам, принципиально важно это нетеатральное пространство и иной масштаб реальности, который в нем возникает. Длинный стол, по обеим сторонам которого сидят зрители, - гости, приглашенные к пиршеству. На столе лишь книги, настойка, гроздья винограда.

Спектакль Вуттке - это крик Фауста о своем ничтожестве и бессилии, о жизни, глухой к желаниям. Его Фауст не философ, а отчаявшийся романтик, корчащийся от раздираемых мук эксцентрик. Его монологи - выплески ничем не сдерживаемой экспрессии. На наших глазах происходит мучительное извержение мысли. Фауст - Вуттке заключает договор не с Мефистофелем, а с зеркалом. Этот Фауст, играющий сам с собой в жестокие игры, проверяет себя и мир на стойкость.

При создании спектакля были использованы ранние редакции «Фауста». «Это молодой Гете, молодой Фауст. Более прямолинейный, - поясняет Вуттке. - Кто-то назовет этот текст формалистичным, не таким совершенным, как поздний вариант. Но, на мой взгляд, ранние редакции сильнее, откровеннее. А последний монолог Гретхен в корне отличается от хрестоматийного варианта. У него совершенно иная ритмическая структура, но это, конечно, можно понять, только когда читаешь текст или знаешь немецкий язык. Я играю не только Фауста, но и Мефистофеля. Со времен Средневековья считалось, что дьявол - это кто-то другой, он вне тебя. Я думаю, что дьявол заключен в нас. Каждый его может найти в себе. Порой он живет в тебе, порой он уходит».

Несмотря на то, что название спектакля - подчеркнуто феминизировано, образ Гретхен - это «хор» из нескольких актрис, и сам режиссер спектакля акцентирует свой интерес именно на нем, спектакль оказался не об истории любви мужчины и женщины, а о невозможности Фауста преодолеть бренную человеческую природу. Как польского Вертера мало интересовала Лота, он весь был погружен в себя, так Гретхен увлекает Фауста Вуттке лишь как часть его собственного внутреннего мира, как отражение его самого в зеркале.

26 сентября

«Ромео и Джульетта»

Театр Оскараса Коршуноваса, Вильнюс, Литва

- частый и давний гость российских и международных фестивалей. Спектакль создан Оскарасом Коршуновасом с комедийной непринужденностью Гольдони. Действие начинается с безобидных перебранок в итальянских хлебопекарнях. Трагедия Шекспира разыгрывается с импровизационной легкостью комедии дель арте. Чтобы завоевать сердце Джульетты, нужно правильно приготовить чиабату. Но, к сожалению, кулинарный поединок все-таки остается в спектакле лишь привлекательный визуальным приемом, не поднимающимся в финале до метафоризма и обобщения.

Помимо основной афиши организаторы фестиваля подготовили удивительно насыщенную «внутреннюю» программу, причем с заметным театроведческим уклоном. В течение всего фестиваля по утрам проходили заседания конференции «Театральные издания Европы», в которой также приняли участие театроведы и критики из Россси, Шотландии, Германии, Канады и Китая; состоялись трехдневный тренинг Марии Бошаковой «PR-технологии в театре» и мастер-класс Яны Туминой по работе с куклой. На лицо и сложносочиненность афиши фестиваля. Парижская Комеди Франсез (рецензия на спектакль «Женитьба Фигаро», показанный не только в Омске, но и в Екатеринбурге, Калининграде, Петербурге и Москве, печатается ниже) и Вахтанговский театр сосуществовали с джаз-оркестром Дмитрия Хоронько и студийной работой учеников Руслана Кудашова; два спектакля по Гете - с «Бумбарашем» и «Терем-квартетом». Прелесть этой «Академии» заключалась в ее неакадемичности, в экспериментальном, труднопостигаемом театральном языке привезенных спектаклей. С ними оказалось довольно непросто найти душевный, человеческий контакт. Фестиваль представил театр, не столько приносящий эстетическое удовольствие, сколько будоражащий; театр, в основе которого лежит не эпатаж и провокация, а отважный и бескомпромиссный поиск новых средств сценической выразительности.

«Экран и сцена», октябрь 2010